Юрий Розум: «Я рад тому, что Мальта вошла в мою жизнь!»

— Нашей встречей мы обязаны тому, что сейчас проходит ваш юбилейный фестиваль, и, насколько мне известно, мы говорим о нескольких юбилеях, связанных, в частности, с вашей концертной и благотворительной деятельностью?

— Они как раз и являются особенно значимыми для меня, потому что в том, что я прожил 65 лет, нет особой заслуги. А вот то, что в этом году я праздную 45 лет деятельности на сцене, — очень важно для меня. Конечно, если брать первую «вылазку» на подмостки в расчет, то можно говорить и о 60-ти годах. В первый раз я появился на сцене в качестве аккомпаниатора для папы, когда мне было около шести лет. В пять лет я начал изучать науку игры на фортепиано и сразу выучил несколько вещей из папиного репертуара: «Санта-Лючия», «Вернись в Соренто». Но все-таки началом концертной деятельности я считаю концерт в Москве, когда мне было 20 лет. Это была филармоническая площадка Центрального дома ученых. Я аккомпанировал отцу, в программе были романсы Чайковского и Рахманинова.

Что касается благотворительной деятельности, то случилось так, что 25 лет назад у нас сгорел дом в Подмосковье. Это была большая беда, причем, даже не столько с точки зрения материальной потери, сколько — с моральной. Я строил этот дом много лет, с 1980-го года, почти 15 лет… Сначала летний домик, потом перестраивал его на зимний. Потом поставил туда рояль, и какое-то время это был не просто дом для нас, но и практически — культурный центр. Когда все это сгорает, ты теряешь не просто дом, а часть жизни. В тот момент меня спасла только интенсивная концертная деятельность. Месяца через два после трагедии я концертировал на Урале, и получалось, что в тот момент так или иначе все мои разговоры сводились к этому пожару. Кто-то из местных в одной из таких бесед сказал, что и у них тут произошла беда: в том районе, где мы гастролировали, сгорел дом престарелых и несколько частных домов. У меня возникло побуждение перевести свои гонорары в помощь этим людям, потому что я понимал, как тяжко потерять дом, и как нужна поддержка в такой момент. Помнил, как меня поддержали друзья в беде.

Весь заработок с этого тура я перевел на счета погорельцев. С того момента, в той или иной форме, я начал заниматься благотворительностью. Но идея организации фонда появилась десятью годами позже. Мы продолжали жить в Загорянке, в летнем домике, устраивали творческие вечера. Представители одной из школ искусств на таком вечере сказали, что хотели бы, чтобы местная музыкальная школа носила мое имя. Для меня это означало, что теперь есть ответственность за эту школу, за решение ее проблем, которых было достаточно. Мы поговорили с главой местной администрации, он нас поддержал, и было принято решение — создать фонд, который я давно хотел создать.

Дело было не только в этой школе, но и вообще в положении талантливых детей в России. Все-таки в больших городах такие дети находятся под присмотром и им помогают, а вот в каких-то маленьких местах, где с классической музыкой отношения достаточно натянутые, у талантливых детей судьба — незавидная.

Талант — такой огонь, который может все освещать, а может и сжигать все подряд. Его наличие не гарантирует, что носитель этого таланта пойдет по созидательному, а не по разрушительному пути.

Создавая фонд, я поговорил со своими друзьями, объяснил им, что задача минимум — помочь школе и спасти ее от закрытия, а задача максимум — помогать музыкально одаренным детям России. Эта идея объединила хорошую команду. Это случилось в 2005 году, так что в следующем году мы будем праздновать юбилей. Кроме того, в этом году 15 лет нашему фестивалю «Звездный». Фестиваль будет проходить в апреле.

В связи с этими датами был организован юбилейный фестиваль, который открылся концертом в день моего рождения — 22 февраля. Выступали мои студенты, потом я играл Шопена, потому что это и день рождения Шопена.

Затем мы сделали яркий вечер в Сатке (Челябинская область) несколько дней назад. Это город, где тоже есть школа, названная моим именем, и ее опека связывает нас с этим городом довольно тесно. Но вообще подобные связи установились достаточно давно: там очень хорошее отношение руководства города, а также руководства одного из важнейших предприятий в России, «Магнезита», — к культуре в целом и к воспитанию детей в частности. Дети с раннего возраста занимаются шахматами, есть несколько школ искусств, одна из них и носит мое имя. В ней сейчас учится 600 человек, а планируется — 1500 учеников. Здание перестраивается, в нем будет два концертных зала. Это будет настоящий культурный центр на базе школы.

Второй концерт юбилейной программы был там, а третий — здесь, на Мальте. Квинтэссенцией юбилейных концертов станет выступление в «Зарядье» в мае.

Между этими концертами и пройдет фестиваль «Звездный». Мы организовываем его по традиции в Подмосковье, он включает в себя множество мероприятий, в которых принимают участие как уже состоявшиеся таланты, так и очень юные звездочки. Каждый раз он посвящен какой-либо тематике, в этом году — юбилей Ф.М. Достоевского. В разное время концерты фестиваля были посвящены разным событиям, в том числе и трагическим: пожар в Кемерово, гибель Ансамбля имени Александрова. Мы не проходим мимо подобных событий. Музыка способна принести дань памяти ушедших. Мы делаем это подношение, выказывая нашу любовь и уважение к погибшим.

С этими мыслями я делал недавно и концерт «Памяти великих современников», посвященный тем, кто ушел от нас в 2018 году. Это Станислав Говорухин, Андрей Дементьев, Геннадий Рождественский, Иосиф Кобзон, Олег Табаков… Люди, без которых трудно представить нашу жизнь, с которыми я был знаком, а с некоторыми — и дружил. Со следующего года наш фонд будет выплачивать памятные стипендии имени Рождественского, Дементьева и Кобзона.

— Что сейчас представляет собой ваша благотворительная деятельность, связанная с фондом?

— Сейчас у меня 4 благотворительных фонда. Основной — в Москве, ему 15 лет. Примерно 10 лет назад появился фонд на Камчатке: в Петропавловске. Он не является московским филиалом, это самостоятельная организация на базе одного из колледжей искусств. Его деятельность направлена на поддержку талантливых детей Дальнего Востока. Позже появился фонд в Беларуси. Одна из задач этого фонда — особая: поддержка талантливых детей с ограниченными возможностями. Есть целый хор слабовидящих детей, есть инструменталисты, которые практически не видят, но прекрасно выступают.

Кроме классического направления, есть еще и джазовое. Одна из его представительниц: пианистка Сонечка Курлович — совсем юная исполнительница, которая замечательно играет, и ее уже приглашают работать наши известные джазовые музыканты.

Не так давно появился еще один фонд в Крыму, в Севастополе. Он очень хорошо работает, и один из юбилейных концертов я проведу в этом городе.

— Благотворительная деятельность, концерты, преподавание. Как вы все успеваете?

— У меня есть пара клонов, которые за меня играют и преподают. Наверное, это было бы хорошим решением. Просто стараюсь сделать как можно больше. Когда идет такой шквал событий, сплю по три-четыре часа. Один раз у меня было утро, когда на сон осталось всего пять минут. Хочется все успеть, а времени больше не становится. При этом хочется порой приехать на ту же Мальту — и провести время здесь без забот, но это невозможно. Даже если с фондом все будет хорошо, то все равно нужно играть и преподавать. У меня прекрасные ассистенты и в Гнесинке, и в Московском институте музыки имени А.Г. Шнитке, где я работаю, но все равно необходим опытный взгляд: когда ты видишь перспективу студента, когда знаешь, что нужно дать через неделю, через месяц, чтобы не перегрузить информацией. Это видение приходит только с опытом.

— Ваши родители: Галина Рождественская — музыкант, главный дирижер-хормейстер Академического хора русской песни Гостелерадио, и Александр Розум — известный певец-баритон, народный артист РСФСР. Вы — представитель музыкальной династии — были уверены в карьере музыканта с самого начала, с первого года ваших занятий музыкой?

— Как раз первый год был напряженно-безрадостным: моя первая учительница меня не вдохновляла совсем. Она была очень требовательна, но у нее не было подхода, который мне был нужен: сначала заинтересовать, а потом — требовать. Поэтому после занятий в нулевом классе я сказал родителям, что больше в музыкальную школу не пойду. А потом меня познакомили с Анной Даниловной Артоболевской: она была гениальной детской учительницей и влюбила меня в музыку с первого занятия, она предложила мне сразу много произведений, чем повысила мотивацию и укрепила во мне веру в себя. Вот тогда я сказал, что пойду к ней в класс, и поступил в ЦМШ. С семи лет я уже знал, что буду музыкантом. А до этого я хотел стать писателем, начал писать роман в пять лет. Я был довольно требовательным ребенком, сам читал и любил, чтобы мне читали. Перед сном просил всю семью вставать рядом с постелью и петь, и сам пел, не попадая в ноты, чем крайне расстраивал мою маму, которая всю жизнь проработала педагогом в Гнесинке.

— А как выяснилось, что у вас абсолютный слух?

— Еще до того, как я стал заниматься в музыкальной школе. Однажды к нам пришла мамина концертмейстер, она стала играть со мной: берет ноты на рояле, я все повторяю точно. Когда мама вернулась с работы, она ей сообщила, что у меня абсолютный слух, чему мама не поверила. У нее сначала был шок, настолько все были уверены, что способностей к музыке у меня нет. А потом, уже когда я поступал в музыкальную школу, там два педагога нажимали клавиши в четыре руки и меня просили повторить этот набор звуков, и я это сделал. Вот так меня взяли в ЦМШ, я начал учиться музыке и забросил свой роман.

— Потом было огромное количество конкурсов?

— У меня нет огромного количества конкурсов за плечами, это у нынешних музыкантов много конкурсов, у нас такого не было. Надо понимать, что сейчас, если ты захотел поехать на конкурс, ты заполняешь анкету, платишь вступительный взнос и едешь. Или, если конкурс посерьезнее, то сначала отправляют запись. Это все цветочки по сравнению с тем, какой предконкурсный отбор мы проходили в Советском Союзе. Сначала — консерваторское прослушивание для студентов консерватории, которые хотят принять участие в конкурсе, потом было всероссийское прослушивание для студентов, отобранных из консерваторий. Из них выбирали человек пять, еще каждая республика отправляла человек по пять, также строго отобранных. И вот из всей этой массы на Всесоюзном прослушивании выбирали 2-3 человека, которые могли поехать на престижный международный конкурс. На второстепенные конкурсы таких отборов не было, мы в них просто не принимали участие.

Нам были интересны такие состязания, как Конкурс имени Королевы Елизаветы, Международный конкурс пианистов в Лидсе, Международный конкурс юных пианистов имени Королевы Софии в Мадриде. У нас, конечно, — Конкурс имени Чайковского.

Эти конкурсы считались мощнейшими, и я в них участвовал (прим ред: Юрий Розум стал лауреатом II Международного конкурса имени Королевы Софии в Мадриде (1979 г.), ХХХI Международного конкурса им. Марии Канальс в Барселоне (1980 г.), где он был удостоен 1-й премии и награжден Золотой медалью и специальным призом за лучшее исполнение испанского произведения, и Международного конкурса в Монреале (1984 г.).) После такого отбора, который мы проходили, конечно, мы обычно побеждали. Такой был бурлящий котел конкуренции между студентами и между профессорами, такое внутреннее напряжение!

Теперь такого нет, но уровень русской школы и сейчас высокий. Наши консерваторцы технически прекрасно оснащены и постоянно одерживают победы на международных конкурсах.

— Как судьба привела вас на Мальту?

— Не помню, когда это был один из визитов в рамках деятельности Русского клуба православных меценатов. Это мои друзья, и мы с ними давно сотрудничаем — и в благотворительности, и в общественной деятельности. Они устраивают выставки редких икон, и эти выставки они решили сопровождать концертами. Пригласили меня принять участие, мы исколесили много стран, и одной из них была Мальта. В первый раз я играл на внутренней площади Дворца Президента Мальты, под открытым небом.

Этот концерт запомнился навсегда, потому что был невероятный ветер, и тент, который закрывал сцену и гостей, бился, как парус. Я думал, что все мы можем улететь вместе с ним, как в «Волшебнике Изумрудного города». Я поменял программу выступления, потому что она была очень спокойной, а в таких условиях нужно было рвать и метать.

Неоднократно я приезжал с концертами на Мальту, и в один из таких приездов я встретил Константина Ишханова — человека, который объединяет Росссию, Мальту, Армению и Германию, и мы сразу подружились.

Меня восхищает грандиозность его проектов, свои музыкальные фестивали и конкурсы он проводит на таком уровне, которого порой не достигают известные концертные агентства. Европейский Фонд Поддержки Культуры заботится о человеке, а не о буквах контракта, потому что именно от человека зависит результат. Поэтому на Мальту едут самые выдающиеся музыканты мира. Константин Ишханов ставит перед собой цель сделать Мальту музыкальным центром Европы, много работает над этим.

Мне также радостно, что концерты классической музыки на Мальте активно поддерживаются Российским Посольством в Республике Мальта и лично Послом России на Мальте Владимиром Ардалионовичем Малыгиным. Большое внимание этой деятельности уделяет и Российский центр науки и культуры в Валлетте в лице его директора Андрея Михайловича Муравьева.

Я рад тому, что Мальта вошла в мою жизнь. Здесь поражает сама атмосфера. Когда после поворота дороги выплывает величественный храм или дворец, ты понимаешь, сколько всего стоит за этим, какая история: судьбы, завоевания, интриги, поражения, победы! И, конечно, природа: море с его островками и лагунами!

Кроме того, мне очень нравится общаться здесь с людьми. И мне нравятся концертные залы, например, прекрасен Маноэль Театр. Кроме того, мне приходилось давать концерт в Валлетте, в театре под открытым небом, и вот сейчас я выступал в «Роберт Самут Холле». И, наконец, именно здесь я познакомился с творчеством современного американо-мальтийского композитора, родившегося в Советском Союзе, Алексея Шора и стал включать его произведения в свой репертуар. Шор очень индивидуален и независим, его музыка естественна и романтична как свежий ветер, как незамутненный родник.

— Вернемся к вашему юбилею: на вас как-то повлияло то, что вы родились 22 февраля, в день рождения Шопена?

— Мне всегда нравился Шопен, даже тогда, когда я был еще совсем ребенком. Когда аккомпаниаторы моей мамы приходили к нам, я упрашивал их сыграть Шопена. Но, кроме того, что мне нравилась музыка этого композитора, я не усматривал никакой особенной связи между нами. Но одна дотошная корреспондентка, которая готовила программу, посвященную мистическим связям, стала настаивать, что в моей жизни эти связи обязательно должны быть. Так, я вспомнил семейную историю, что мой дед влюбился в бабушку, когда она — пианистка — играла Шопена на концерте, и в этот момент дед сказал себе: «женюсь», и женился. Бабушка — Екатерина Штраух — уже была замужем, у нее был ребенок, но с ее мужем она жить не могла, так как он был болен туберкулезом. В итоге мой дед Дмитрий встретился с ним, положил револьвер на стол и потребовал развод, объяснив, что одна из пуль достанется мужу, а потом он застрелится сам, потому что без Кати он жить не сможет, и мужу ее не оставит. Супруг согласился.

Такую вот роль сыграл Шопен в нашей семейной истории. И через поколение я появился на свет — в день рождения Шопена.

— За одной историей всегда следует другая?

— Мой большой юбилейный фестиваль — это еще не конец. Музыкант всегда стоит перед началом чего-то нового. Каждый год даю себе слово немного сбавить темп жизни и работы, но в итоге он только ускоряется, и я с этим ничего не могу поделать… В одном интервью корреспондент сказал: «Вы живете так, будто вам 20 лет!» На что я ответил: «Что вы, в 20 лет я одной сотой того не делал, что успеваю сейчас. Я жил в десятки раз медленнее. И вообще, планов и желаний столько, что если мне все- таки придется умирать, я буду очень удивлен!»