Алексей Шор: «Октава — это одна вторая; ничего более гармоничного не бывает»
В Репаблик-Холл Средиземноморского конференц-центра (Валлетта, Мальта) состоялся предпремьерный показ спектакля «Хрустальный дворец». Одно из главных культурных событий этого лета организовано Европейским фондом поддержки культуры (EFSC) и приурочено к празднованию 50-летней годовщины установления дипломатических отношений между Россией и Мальтой.
Автором музыки к мультижанровому действу стал известный композитор и математик с докторской степенью Алексей Шор, являющийся композитором-резидентом Мальтийской Филармонической Академии.
— Алексей, «Хрустальный дворец», вне сомнения, являет собой новый жанр синтетического музыкального театра. Если отвлечься от опытов Люлли и обратиться к веку минувшему, можно вспомнить «балет с пением» — а именно, «Семь смертных грехов» Вайля, «сказку играемую, читаемую и танцуемую» — то бишь «Историю солдата» Стравинского, и, если уж брать грех на душу, «Мессу» Бернстайна — шедевр эклектики, поименованный «театральной пьесой для певцов, актеров и танцоров». И вот миру является новое произведение, где поется, танцуется и декламируется…
— По-моему, это довольно естественное сочетание. К примеру, декламация: ведь столь естественно объяснить зрителю то, что происходит, — а для этого нет ничего лучше, чем просто рассказать. А потом, после слов, вернуться к музыке. Что же касается того, чтобы вставить пение в балет, это тоже вполне естественно, потому что испокон веков балет вставляли в оперу.
— Если уж мы заговорили об истории, то какова история создания этого произведения?
— У Константина Ишханова, президента Европейского фонда поддержки культуры, родилась идея сочинения балета по случаю 50-летия установления дипотношений между Россией и Мальтой. Он связался с Катей Мироновой, и в итоге, во многом благодаря ей, возник сюжет «Хрустального дворца». Мне этот сюжет очень понравился, кроме того, у нас сразу случилось полное совпадение взглядов по поводу того, что это должен быть спектакль, выдержанный в традициях русского придворного театра XVIII века, то есть в духе больших имперских балетов. Действие его происходит в 1740 году, в период правления Анны Иоанновны. Как известно, императрица благоволила ко всякого рода увеселениям, оттого решила поженить придворных шута и шутиху. И все вроде бы хорошо, если бы не тот факт, что влюбленным придется провести первую брачную ночь на ложе из льда, в окружении ледяных глыб. Кстати, постановка почти достоверна с исторической точки зрения, но, разумеется, в ней присутствует доля художественной фантазии. К примеру, в реальности шут, мужчина средних лет, в прошлом был князем, а шутиха — уродливой горбуньей с крестьянской кровью. Мы же превратили их в юных красавцев.
— Совпало ли визуальное воплощение сюжета с вашим видением этой истории, отразились ли в нем мысли, которые вы вложили в партитуру?
— По-моему, декорации и костюмы потрясающие и идеально подходящие к сюжету. Так что да, все совпало. И вообще, на мой взгляд, постановка получилось замечательной, но это не мне судить, а публике.
— В постановке встречались цитаты из различных балетов, в вашей музыке тоже немало цитат — было ли это сделано намеренно, по согласованию с режиссером-хореографом?
— Я не эксперт в хореографии, но, по-моему, там нет цитат из различных балетов, а просто есть узнаваемые элементы, которые встречаются в огромном количестве балетов и являются стандартной частью балетного языка. Также есть масса вещей абсолютно новых, и, я уверен, многие из них в будущем войдут в хореографический лексикон. Что касается музыки, то в ней много цитат из меня самого. В том числе несколько цитат из народных песен. Они звучат в довольно сильно измененном виде, потому что, из-за сюжета, мне хотелось вставить что-нибудь народное. Но просто народная музыка не подходит к этому спектаклю, так что пришлось менять и переаранжировывать, иногда почти до неузнаваемости.
Мне всегда казалось очевидным, что люди
хорошо реагируют на мелодичную музыку...
— В перспективе «Хрустальный дворец» будет показан в Ереване и в Москве. Изменится ли его партитура?
— На Мальте была очень маленькая сцена и маленькая оркестровая яма, так что пришлось приспосабливать и хореографию, и музыку к этим условиям. В Ереване и Москве таких проблем быть не должно, так что мы сможем сделать все так, как задумывали.
— Мне довелось слышать ваши фортепианные сочинения, и я пришла к мысли о том, что вы, определенно, человек с романтическим мироощущением.
— Пожалуй, новый балет — это тоже романтическая музыка. Ибо к такой музыке меня тянет. То есть люблю я еще более старую музыку, но писать меня тянет в этом направлении.
— Вот что интересно: слушаешь, к примеру, Вивальди, его хрестоматийные «Времена года», и понимаешь: это музыка двадцать первого века. В двадцать втором веке она будет музыкой двадцать второго века. И так далее. То есть она никогда не устареет и будет всегда созвучна времени. А значит, останется музыкой современной. В чем же парадокс?
— Не знаю… У меня, к примеру, Бах любимый композитор. Считается, что музыка должна развиваться, меняться — но мне эта идея абсолютно не близка. Лучше музыки Баха не было и, вероятно, никогда не будет. Для меня, во всяком случае.
— Вспоминается пушкинская фраза о том, как некто поверил алгеброй гармонию… В некотором смысле с вами произошло нечто подобное, не правда ли? Вы, математик, доктор наук, вдруг стали композитором. Или не вдруг?
— Многие задаются вопросом, существует ли связь между музыкой и математикой. Я лично никакой связи не вижу. Разве что и занятия музыкой, и занятия математикой требуют усидчивости и внимания. Много деталей, которые должны быть проработаны, много правил, которые должны быть соблюдены. Но в остальном должно быть вдохновение — и в том, и в другом деле. Хотя они, наверное, происходят из разных частей мозга.
— А если вспомнить пифагорейцев c их musica mundana, или музыкой сфер, которая тоже была связана с числами и интервалами? То есть еще во времена оны находились философы, которые тщились установить гармонию миропорядка…
— По-моему, древних более всего занимал вопрос, какие интервалы звучат красиво, а какие — нет. И они эмпирически пришли к выводу, что красивее всего звучат интервалы, у которых отношение частот выражается рациональным числом с маленьким числителем и маленьким знаменателем. Например, октава — это одна вторая; ничего более гармоничного не бывает. Но если что-то зазвучит как двадцать двадцать первых, то это будет просто отвратительно.
— Но вы не соотносите эти две сферы своей деятельности?
— Нет. Хотя существует еще одно сходство между музыкой и математикой — во всяком случае, той музыкой, которой я люблю заниматься: я предпочитаю быть один в комнате, чтобы меня никто не трогал. Я вообще не люблю фунционировать на публике — к примеру, доведись мне заниматься дирижированием, я бы разрыв сердца получил еще до того, как дошел до подиума. К счастью, и музыка, и математика позволяют мне жить и работать так, как мне нравится.
— Насколько мне известно, прежде вы не писали произведений для сцены?
— Никогда, это впервые. У меня много инструментальных произведений, есть семичастный цикл для фортепиано с оркестром, много произведений для альта с оркестром, потому что первым, кто стал меня играть, был альтист Дэвид Аарон Карпентер… В общем, концертной музыки много, а театральная — в первый раз.
— В таком случае, собираетесь ли вы и впредь работать в этом жанре?
— Обязательно.
— Когда вы пишете музыку в стиле прежних эпох, стремитесь ли вы к стилизации, или это полистилистика в духе Шнитке, или пресловутый постмодернизм?
— Сложно сказать… Я не стараюсь писать в каком-то стиле, просто пишу как хочется и как получается. Практически никогда я не думал о том, что, дескать, надо бы написать музыку в стиле барокко или в стиле начала двадцатого века… Идея возникает и сама тянет меня в каком-то направлении. Но никаких особых усилий в отношении выработки некоего особого стиля я не прилагаю. Люди, кстати, говорят, что моя музыка легко узнаваема. И это, не скрою, приятно.
— А когда вы занялись композицией?
— Поначалу я писал музыку просто так, для собственного развлечения и для развлечения друзей. А шесть лет назад она попалась на глаза блестящему альтисту Дэвиду Аарону Карпентеру, и он заявил, что хочет играть ее на публике. Я сначала счел эту идею довольно странной, но он настаивал, и я написал для него специальный опус. Он играл его повсеместно, в том числе в Метрополитен-музее — я там был и убедился, что люди действительно встречают это сочинение овациями; публика минут десять хлопала и стучала ногами, что является у американцев изъявлением высшей степени восторга. Потом это видео попало на YouTube и набрало невообразимое количество просмотров.
— Вы имеете в виду авантюрный проект, связанный с песнями типа «Мурки»?
— Да, первым произведением, которое я написал для Карпентера вместе с другом Ораном Эльдором, были вариации на тему «Мурки». Я сказал ему, что это блатная русская песня, несведущие люди могут не понять — а он ответил, что эта музыка ему нравится, и все тут. И попросил писать еще. В итоге появился цикл «Хорошо темперированный шансон». В нем есть песни, которые очень легко узнаются, и есть те, которые узнать довольно тяжело. Там использовано много разных стилей, есть танго, сальса, боссанова… Кстати, недавно Дэвид записал этот цикл с Лондонским филармоническим. Так вот, с того самого момента я начал относиться к своей музыке серьезно. Недавно я даже оставил математику и теперь пишу только музыку. У меня множество заказов по всему миру, так что я, как принято говорить, востребован.
— Может, людям действительно нужна романтика? Может, им надоело слушать диссонансы, коими грешат иные наши современники?
— Мне всегда казалось очевидным, что люди хорошо реагируют на мелодичную музыку. Писатель Томас Вулф в статье «Рисованное слово» сетует на то, что сегодня мы не можем просто пойти в музей, посмотреть на картину и решить, нравится она нам или нет. Нужно сначала прочесть толстую книжку о том, что автор имел в виду, когда он эту картину рисовал. В музыке тоже есть такой эффект, но мне это все абсолютно не близко.
Беседовала Алиса Вернадская
Фото: Алексей Леонов
Метки статьи:
Хрустальный дворец • Алексей Шор • Мальтийские композиторы • Европейский фонд поддержки культуры • Мальта и Россия: 50 лет дипломатии • Константин ИшхановЧитайте также:
Наталья Бондарчук: «Детей в кинематограф надо брать с 3–4 лет»
20 ноября 2017
Знаменитая киноактриса рассказывает корреспонденту «Мальтийского Вестника» о своем многолетнем творческом союзе с оператором Марией Соловьевой, международных кинотеатральных школах и визите на Мальту, который не был похож на поездки в другие страны.
Концертный сезон Мальтийского филармонического оркестра: январь 2018
03 января 2018
Расписание концертов
Когда Болгария объединяет друзей на Мальте...
16 июня 2018
В рамках Дней болгарской культуры, на средиземноморское побережье Мальты с концертом приехала пианистка, которую называют «вихрем на фортепиано» — Донка Ангатчева.
По-молодежному!
27 июня 2018
Каждый уровень этой музыки взаимодействует с чем-то в сознании аудитории, творит в нем метаморфозы, побуждает вслушиваться и считывать закодированную во всякой мелодичной фразе информацию (неслучайно автор описываемой музыки является выдающимся математиком)