Дерево
(Продолжение. Начало см. в №3, 2019 «Мальтийского вестника»)
На следующий день они посадили зернышко, которое через год проросло и дало цветы, продолжавшие потом цвести ежегодно в том тенистом углу под чилийской сосной, в самой отдаленной части сада. И вот когда Ченсу сбежал с Лаурой, — Лаурой, у которой кудрявые волосы и голубые глаза, в противоположность ей, с большими черными блестящими глазами, гладкими волосами до плеч и смуглой кожей, как у ее отца, — и вот когда он с ней убежал, Марта пришла под чилийскую сосну и вспомнила о картонной коробке, завернутой в белую тряпку кукле, о земле и листьях, о выросших весной цветах и заплакала, но не по Ченсу, уехавшему в Америку, а по отцу, любившему ее и внезапно ушедшему, когда ей было всего одиннадцать лет, покинувшему ее, не попрощавшись. Он вышел из дома живым, а вновь там оказался уже мертвым. В дверь постучал полицейский с бумагой в руке, и она увидела его входящим в дверь из солнечного света, увидела, как он снимает фуражку и тихим голосом разговаривает с матерью. Та кричит протяжным криком, который облетает весь дом, падает в обморок, Катрин смачивает ей лоб, полицейский приподнимает ее под руки и усаживает на стул. Она приходит в себя, обнимает дочку и рыдает, Катрин приносит ей кофе, закрывает окна и зажигает лампаду перед распятием. Потом гроб посреди комнаты, окруженный свечами, ее отец в ящике, а они вокруг него, но ей не разрешали к нему подходить, не хотели, чтобы она его видела. Когда же родственников одолел сон, и она обнаружила их спящими, то зашла украдкой, и в темноте ей показалось, что он поворачивает к ней голову и подмигивает, она в ужасе бросилась бежать наверх.
В тот день она не плакала, но когда ушел Ченсу, то да, но не по нему, а оттого, что вспомнила отца. Хотя и Ченсу она не могла забыть, продолжала чувствовать его рядом с собой, он являлся в ее мыслях, что заставляло ее содрогаться: Ченсу в спальне, в самый разгар лета, в обжигающую послеполуденную жару, в комнате с высоким потолком, с портретами предков, смотрящих вниз, с тяжелыми шторами на окнах, со скрипящей постелью, от него пахнет спиртным, а она вся в поту. В поту его лоб и руки, пот на ее одежде, он ее медленно раздевает, его рука пробегает по всему телу, от головы до груди, до бедер. Высовывая и засовывая язык, он впивается ей в шею, комната начинает идти кругом, а потолок словно опускается на нее, поднимается и опускается, поднимается и опускается, словно так и будет продолжаться четверть часа, которая кажется часом, час, который кажется вечностью. Или же ночь, открытые окна, пение сверчков, луна в ветках чилийской сосны, когда она уже спит. Он заходит и будит ее, не говоря ни слова, прижимается и ложится на нее, стонет и тяжело дышит ей в уши, поворачивается на бок и засыпает. Потом тиканье часов на комоде, она беззвучно выскальзывает из постели, идет на цыпочках, заходит в ванную, моется холодной водой и чувствует, как вновь возрождается, ощущает, как воскресает, будто после смерти. Она неоднократно так и не возвращалась в постель, не выносила запах мокрых от пота простыней, душную подушку, а спускалась в сад и садилась под чилийскую сосну, облокачивалась спиной на ствол и смотрела на дом, купающийся в лунном свете, словно он тоже был облит водой или же спрятан за шелковой пеленой…
Вот как прошло время, сеньорита, госпожа Марта! Каким кажется большим это дерево здесь, внизу. Ветки, торчащие как спицы из оси колеса телеги, а на них — сеть навостренных листьев, тьма черных иголок, и ветки, которые поднимаются вверх к небесам, как распростертые руки, руки гиганта, поднимающего горы. А между ними, между нитками сетей, мелькают белые звезды, словно глиняные лампы. И тут, в мгновение ока, вместо глиняных ламп с веток чилийской сосны начинают свисать светящиеся шары: пустой арбуз, кожура которого зияет множеством дыр в форме кругов, полумесяцев и кристаллов алмазов, а внутри вместо мякоти горит свеча. Это «фонари мертвых», которые ей делал отец, чтобы она с ними играла, каждый день по одному на протяжении всего августа. Он привязывал к ним бечевку и подвешивал на ветки большого дерева, каждый день по одному, и к концу месяца они зажигались все вместе, продолжая мерцать всю ночь, внизу фонари, а вверху — звезды. Завораживающее зрелище, которое исчезало, как только Марта открывала глаза, вставала с земли, шла по тропинке, открывала дверь сада и поднималась наверх без малейшего звука, чтобы не разбудить супруга.
Это были самые лучшие воспоминания ее детства — фонари мертвых и послеполуденные визиты дяди Тона, брата ее отца, который приходил к ним каждые две недели по воскресеньям. Весовщик в семье адвокатов с категоричными политическими взглядами, смесь национализма с анархией, эксцентричный человек, будто созданный для того, чтобы быть противоположностью своего брата во всем: как личность, в поведении, в мышлении. Ее отец, высокий и худенький, элегантный и взвешивающий каждое слово, а тот — неотесанный и с пухлым лицом, одежда с него словно сваливается, что в голове, то и на языке, а повздорить для него — проще простого. Но зато сердце у него золотое! Он запросто может расплакаться, если услышит, что умер кто-нибудь из родственников или друзей.
(Продолжение следует…)
Читайте также:
Декабрь: в преддверии зимнего солнцестояния
09 января 2018
Теперь, когда дожди наконец-то оросили наш остров и естественные резервуары в скалах начали наполняться пресной водой, многие растения готовятся зацвести, чтобы порадовать глаз разнообразием форм и оттенков, а другие — собираются наконец прорваться на поверхность, пройдя этап подземной жизни в луковицах.
Михаил Яруш: «Было ощущение, что оказался на какое-то время в XVIII веке»
20 сентября 2017
Ведущий редактор пресс-службы Большого театра России и арт-менеджер арфиста и композитора Александра Болдачёва делится своими впечатлениями от мальтийской премьеры спектакля «Хрустальный дворец» и арфового концерта.
Политик и писатель Альфред Сант: «Сила воли и еще раз — сила воли!»
02 октября 2019
Г-н Альфред Сант — выдающийся мальтийский политик, деятель культуры и писатель. Однако, обычно творческие и административные качества редко сочетаются в одном и том же человеке. В Альфреде Санте их союз прекрасен и гармоничен. Он, подобно человеку эпохи Возрождения, умеет если не все, то многое!
Алексей Ягудин: «Меня привлекают роли, в которых можно и ненавидеть, и любить, и смеяться, и плакать!»
01 октября 2019
Олимпийский чемпион 2002 года,четырехкратный чемпион мира,трехкратный чемпион Европы, двукратный чемпион мира среди профессионалов, чемпион мира среди юниоров... На этом список достижений можно было бы закончить, но он только начинается, потому что фигурист Алексей Ягудин известен и как участник и ведущий известных телепроектов («Звезды на льду», «Ледниковый период», танцевальное шоу «Болеро»), актер театра и кино, ведущий телепрограммы на канале Живая Планета, Первом, «Матч ТВ», ТНТ Беларусь,…
Рэй Чен: «Все ноты уже есть, нужно просто убедить скрипку раскрыть их для слушателя…»
02 мая 2018
В возрасте 8 лет Рэй Чен осознал, что хочет играть на скрипке… всю оставшуюся жизнь. С тех пор целеустремленный мальчуган вырос и превратился в одного из самых востребованных скрипачей мирового уровня.
«Мальта сдалась»? Мальта сражалась!
11 сентября 2017
К рубежу бурного ХIХ века Мальтийский орден подошел критически ослабленным внутренними и внешними процессами. Выстояв в сотнях битв и сражений Средневековья, в Новое время рыцари Св. Иоанна не смогли противостоять искушениям и угнаться за прогрессом.